Райан Канстон - Три друга: Об эмигрантах[СИ]
Броуди знал, что не стоило говорить всем, что ему до ухода на пенсию осталось всего два дня. Он верил, что если бы молчал об этом, то никаких бы ужасных происшествий здесь на кладбище не случилось бы. Но теперь было поздно об этом сожалеть, и он готовился к смерти как подобает охраннику кладбища, стоя на коленях и умоляя через слёзы не убивать его. Но тот шёл не к нему, а к Майку.
Майк начал догадываться, что совершил огромную ошибку, выстрелив в него, теперь как истинный охранник кладбища Майк решил загладить свою вину.
— Я очень, очень сильно извиняюсь за этот выстрел, — Сказал Майк через непреодолимую дрожь в зубах. — Но, то была ошибка и я думаю, мы сможем легко о ней забыть и жить дальше. Может, сходим в дом для охраны, и я сделаю вам чаю? — Но незнакомец не сказал, ни слова, и уже подойдя к Майку, на расстояние вытянутой руки, встал и начал смотреть ему в глаза, — Я не опасен, честно, просто немного помешан на кладбище. А в доказательство этого я даже избавлюсь от оружия, вот. — Майк кинул свой пистолет к ногам незнакомца, тот нагнулся и поднял его. Теперь пистолет был направлен на бывшего его владельца.
— Я прощу тебя только в том случае если мы оба будем квиты. —
— Как это? — Заикаясь, спросил Майк.
— Очень просто, — Сказал незнакомец, подводя дуло пистолета к груди Майка. — Ты выстрелил в меня, а я выстрелю в тебя. —
Броуди смотрел на бушующее от негодования небо. Прозвучавший на небе гром не смог заглушить выстрел из пистолета. Броуди услышал крик переполненный болью и страха, а после звук падающего на землю тела или, что будет точнее, нового жителя этого кладбища.
— Не переживай ты так, — Успокаивающе сказал незнакомец, — Одним мёртвым телом больше, одним меньше здесь это не имеет значения, это же кладбище, — Внезапно он перешёл на более агрессивный тон. — Но я уверен, что ты сам не хочешь становиться трупом, ведь так?
— Не хочу. — Тихо произнёс Броуди.
— И не станешь, но только если отведёшь меня к выходу и чем быстрее, тем лучше. Это тебе понятно? — Затем он добавил. — Если не возражаешь, то впредь называй меня сэром. —
— Да сэр. Прошу идти за мной сэр. — Броуди почувствовал внезапный порыв гнева, когда повернулся к телу Майка, но чуть успокоившись и смерившись с его смертью, начал вести незнакомца по тропе, ведущей к выходу из кладбища, думая о том, что: «Пусть Майк и умер, но я не буду его жалеть. Моя жизнь куда важнее его жизни».
***— Кем работает твой отец? — Спросил Джек Винса.
— Он стоматолог, а что? —
— Не видел ни разу в жизни итальянца работающего стоматологом, — Удивился Джек. — А он точно не повар, работающий в итальянском ресторане? —
— Нет. —
— А как насчёт мясника? Он ведь по правде мясник, верно? —
— Нет. —
— А я понял. — Сказал Джек, подмигивая Винсу. — Он мафиози. Я уверен, что он мафиози.
— Нет! — Крикнул от негодования Винс. — Он лечит людям зубы, а не бьет по ним битой за невыплаченные в срок долги. —
— Ты в этом абсолютно уверен? — Почти вплотную приблизившись к лицу Винса, сказал Джек. — Я ведь узнаю правду. —
Бар за то время, что прошло после того как Винс произнёс свою клятву не сильно изменился. На полу всё ещё лежал Бикс, а Джек и Винс продолжали свой разговор об итальянцах. Боллард сказал, что больше ни нальёт никому пива, пока не увидит перед собой деньги, причитающиеся ему за прошлые налитые им кружки пива. А тараканы веселились, как могут веселиться только тараканы (Вообще без понятия как они веселятся).
На улице были слышны крики. Не жуткие и полные боли и страдания, а весёлые и пьяные крики. Не так далеко от бара находился футбольный стадион и видимо фанаты, досмотрев матч, решили отпраздновать его завершение алкогольными напитками, развратом и буяном, который им причитается за двух часовой просмотр этой чуши.
Бикс, поднявшись с пола, снова сел на свой стул.
— Не мог бы ты включить телевизор, я очень хочу узнать, кто победил в сегодняшнем матче. — Сказал Бикс, обращаясь к Болларду.
Телевизор в баре сложно было назвать телевизором. Точнее будет сказать, что это походило на торчащий из потолка, маленький чёрный ящик, со свисающими от него во все стороны проводами, чем электронное устройство для приёма и отображения изображения и звука.
Боллард достал из–под стола пульт от телевизора и, нажав пару кнопок, включил его, а затем, быстро перещёлкав все имеющиеся на нём каналы (штуки три от силы) включил спортивный новостной. На нём как раз шёл репортаж о проведенном только что матче по футболу. Тощая азиатская репортёрша спрашивала в меру упитанного спортивного комментатора о том насколько всё хорошо прошло и он, сдерживая слёзы, не то от радости не то от горя, говорил:
— Это просто потрясающий матч. Не знаю, как вам передать насколько я рад, что наши победили этих криворуких игроков. Когда мы закончим говорить, я, наверное, сразу же пойду на улицу и подожгу какую–нибудь полицейскую машину. Йихаа! — Он встал, начал трясти животом и кричать от радости, словно обезумевший от огнестрельной раны олень, но увидев, что никто кроме него, так не делает, сел и чуть поуспокоившись, добавил. — Что бы вы хотели узнать в первую очередь? — Пока комментатор говорил оператор старался ровно держать камеру, которая словно юла кружилась из стороны в сторону, не давая зрителю возможности увидеть лица говорящих не под каким возможным углом. Видимо он уже отпраздновал победу своей любимой команды, крепко приложившись к бутылке с ликёром или другим крепким алкогольным напитком.
— Наши зрители которым не было суждено увидеть матч из–за того что они жутко бедные…то есть потому что они как последние идиоты не купили билет заранее…да теперь всё правильно. Так вот этим зрителям захочется узнать, как проходил сам матч во всех грязных и жутко преувеличенных подробностях. — Сказала азиатская корреспондентка с тоном говорящим о том, что ей вообще на всё наплевать (Хотя я думаю это и без моего пояснения понятно).
— Первые минуты матча проходило спокойно, но скучновато. Никто не умер и ничего себе не сломал. Зрители пытались это исправить, и я видел, как из трибун на игроков летели бутылки и куски арматуры. Правда никто ни в кого так и не попал, но поле так стало выглядеть куда более презентабельно для игры в футбол. —
— Скучновато, не умер, арматуры, это хорошо продолжайте. —
— Затем наши заработали одно очко и сразу после этого на поле выбежал больной на голову псих, обмотанный со всех сторон взрывчаткой. Он что–то кричал про то, что здесь всё на хрен взорвёт и всё в таком же духе, пока по его тупой голове не попала летящая из трибун арматура. Я хочу заметить, что это уже начало надоедать и мне и вероятно всем остальным кто нас сейчас слушает. Я имею, ввиду какой это уже по счёту псих на этой неделе? Я сбился со счёта ещё на тридцатом. Они говорят, что так хотят изменить систему и сделать мир лучше от грязного и лживого правительства, но если ты каждое воскресенье в шесть часов дня будешь приходить на центральную площадь и взрывать себя, то это со временем тоже станет системой контролируемой правительством или хотя бы циклом, повторяющимся как хождения автобуса в определенное время на эту, же самую площадь. Я думаю, когда вы услышите слово теракт по телевизору, то, как какую–нибудь рекламу сразу же переключите на другой канал транслирующий всё что угодно лишь бы не туже самую рекламу, или хотя бы звук у телевизора выключите. —
— Больше о деле говори, время мало. — Сказала азиатская репортёрша так быстро, что это больше походило на жужжание мухи у ушей, чем на слова сказанные человеком.
— Да больше и сказать то нечего. У чужой команды люди неведомым образом начали получать травмы и наши каждую минуту зарабатывали по очку. Я сейчас даже начинаю задумываться о том, а не была ли эта победа выиграна нечестным путём? Но нашей команде я доверяю даже больше чем своей жене, поэтому перестану об этом думать, и пойду на улицу буянить. С вами был спортивный комментатор Брюс Кирвел, приятной всем ночи. — Помахав рукой в успокоившеюся от тряски телекамеру, он выбежал с громкими криками, на улицу.
Повернувшись к камере и улыбнувшись вовсю ширь, азиатская ведущая попрощалась со зрителями и начала брать предметы со стола комментатора и ложить их в свою сумочку. Боллард сразу же выключил телевизор.
Бикс несколько раз моргнул и когда понял, что это ни на что не повлияет, сказал вслух, обращаясь ко всем находящимся в баре:
— Я размышлял насчёт эмигрантов и связанного с ними спора и решил вам кое–что рассказать о себе. А именно то, что я сам из семьи эмигрантов перекочевавших в эту страну. — Винс и Джек, замолкли и повернули головы устремляя взгляды прямо на Бикса.
— И откуда приехала твоя семья? — Спросил Джек, нагнувшись за стойку бара, чтобы лучше разглядеть рассказывающего историю Бикса.
